Были бы мы выездные

URL: http://64.ru/php/content.php?id=253

Наум Николаевич, серия ваших новелл, опубликованная в «64» пять лет назад, называлась «Исповедь хулигана». Но ведь в советское время в шахматную секцию родители обычно приводили детей, чтобы они не шалили во дворах и на улицах. Как вам удавалось совмещать в одном лице «хулигана» и шахматиста?

— Это трудно объяснить, я и сам не пойму. Наверное, был какой-то талант — и там, и там. Поскольку шахматы — интересная игра, она меня сразу захватила. Научился я играть лет в 7, в больнице. Врачи за хулиганство отбирали у нас всю одежду, а без трусов как побегаешь? Я заворачивался в простыню и смотрел, как соседи по палате играют в какую-то игру. После больницы упросил маму отвести меня во Дворец пионеров, который тогда в Свердловске считался Меккой шахмат. Но чтобы тебя записали в секцию, необходимо было иметь хотя бы 4-й разряд. А выполнить его можно было только в Доме культуры — но какой Дом культуры в 7 лет? В итоге свели меня с шахматистом, старше лет на 5, фамилия, кажется, Ионычев — я его легко обыграл на глазах нашего мэтра Александра Ивановича Козлова и был принят в кружок.

Почему совмещал «хулигана» и шахматиста? Я родился и вырос в самом центре Свердловска, напротив обкома КПСС и Дома Союзов (теперь там находится резиденция президента России), учился в расположенной неподалеку 9-й школе, лучшей в городе…

 

— В школе, наверное, ваш портрет на доске почета?

— Конечно, но не как лучшего ученика, а как одного из лучших спортсменов (смеется), наряду с олимпийскими чемпионками по волейболу из «Уралочки». В общем, шахматы для меня в детстве были хобби, любимым занятием. И по дороге на шахматы, выйдя из двора нашего дома и перейдя плотинку, ты оказывался на «Бродвее» — улице Ленина. Там в основном с малых лет и проходило «совмещение». Дворец пионеров тогда находился в монументальном здании, принадлежавшем раньше знаменитому купцу Льву Расторгуеву, рядом с прудом. Оттуда вели подземные ходы по всему городу. В старину чеканщики там подпольно делали золотые и серебряные монеты, и когда с проверкой приезжал Василий Татищев, мастерские затапливались, уничтожая все следы криминального производства.

 

— Знаю, вы и в футбол любили поиграть.

— Не только в футбол, но и в баскетбол, настольный теннис. В шахматах в 10 лет я стал самым молодым перворазрядником в СССР. И встал вопрос: какой вид спорта выбрать. Но сомнения развеялись в 1958 году: меня взяли во Владимир, где проходило командное первенство СССР по шахматам. В итоге я поделил 1-2 место на юношеской доске и стал чемпионом Союза среди школьников. А в 1962 году победил на чемпионате РСФСР среди юношей со стопроцентным результатом 10 из 10. Совсем молоденький Толя Карпов набрал 5 очков. Там еще играл очень талантливый Боря Мень, он сейчас живет в Америке, профессор.

 

— Вам повезло играть в золотой век шахмат, 50-80 годы прошлого века. Наверняка остались самые яркие впечатления — о турнирах, запоминающихся встречах, знаменитых шахматистах…

— В Свердловске жили известные мастера, такие как, например, Георгий Иливицкий. Он не стал претендентом только в силу своего характера. Непробиваемый, но очень добрый, на ничью всегда согласный. Или Георгий Борисенко, один из лучших теоретиков мира. А еще Георгий Бастриков. Он, кстати, нанес удар конем на е6 раньше Фишера в его знаменитой партии с Решевским. В общем, три дяди Жоры.

Я прошел хорошую тренерскую школу. Учился у прекрасных наставников: Борисенко, Рашида Нежметдинова — гениального шахматиста и прекрасного аналитика. Он и умер-то, скорее всего, по двум причинам: целыми ночами много курил и увлеченно анализировал. Помню, как в 1966 году, на чемпионате РСФСР, у меня было две отложенные партии, которые доигрывались в 10 утра на следующий день. Боря Мень и Рашид Гибятович мне сказали: спи спокойно, дорогой товарищ, мы проанализируем. Когда я проснулся, то увидел, что они анализируют какой-то ферзевый эндшпиль, совершенно позабыв о моих позициях! В общем, я проиграл обе отложенные, а ведь у меня были реальные шансы в 20 лет стать чемпионом России.

Я еще молодым был рядом со многими российскими шахматистами. Например, с Александром Зайцевым, одним из талантливейших гроссмейстеров СССР. Он знал меня как облупленного, я психологически не мог с ним играть. Голландскую защиту белыми, к примеру. Играл так, что «не вернешься». Прекрасный шахматист был и человек чудесный. Очень жаль, что Саша так рано ушел из жизни. У него были проблемы с ногой, и предстояла операция. А я тогда (шел 1971 год) уже переехал в Курган и познакомился со знаменитым доктором Гавриилом Абрамовичем Елизаровым. Валерий Иванович Паниковский, известный журналист, говорил мне, что Елизаров даже обрадовался, что будет оперировать гроссмейстера. Но Зайцева врачи во Владивостоке уговорили никуда не ехать. В итоге у него оторвался тромб…

Помню встречи с Алаторцевым. Например, в Пятигорске в 1972 году, перед чемпионатом СССР в Баку, он был у нас на сборах, сыграл со мной пару партий. Я обе легко выиграл, на что Владимир Алексеевич заметил: «Хорошие, хорошие у вас тут ребята» (смеется). Общался с Петром Дубининым, Львом Арониным… Анализировал со Спасским, Борис Васильевич спрашивал меня перед тем, как сходить: «Ну как твое мнение, что надо делать?» Какие-то длинные расчеты не вели, позиции изучали «на понимание». Спасский, как и Карпов, в этом плане был ярким представителем советской шахматной школы. А вот Гарри Каспаров в таких случаях быстро сыпал вариантами — по 10-15 ходов. Помню свою партию с Шортом в Баку в 1983 году (Гарик там не играл). Я англичанина быстро поймал на вариант и получил абсолютно выигранную позицию. Параллельно бегал смотреть футбольный матч СССР — Португалия, который наша команда в итоге проиграла 0-1 и не вышла на чемпионат Европы. Я так расстроился, что доигрался до ничьей. Партию отложили, Шорт ушел. Подошел Каспаров, спросил, как дела. Начали анализировать, но ни один из предложенных Гариком вариантов к победе не приводил. На доигрывании я решил блефануть и даже проиграл. А Шорт тогда на Западе считался уже великим. Были бы мы выездные, показали бы таким «великим» (смеется)…

 

— Да, в СССР вы были невыездным. По какой причине?

— Злые языки говорили: из-за того, что хулиган, даже бандит. Но невыездным я стал, видимо, из-за своего происхождения: мой дед был одним из замов Блюхера, его расстреляли в 1938 году, а бабушка Агриппина Кузьминична — белочешка. Мама — Илона Иосифовна Варга, из венгерских евреев, 5-я графа тоже, наверное, сказалась.

Поскольку был невыездным, то практически со всеми шахматистами у меня были хорошие отношения: не конкурент в плане поездок за границу. Василий Васильевич Смыслов, например, относился ко мне просто по-родственному. Много с ним гуляли, разговаривали…

 

— Василий Васильевич был человеком глубоко верующим. Не пытался вас обратить в веру?

— Нет. Пытался в последние годы один мой друг — Витя Кутергин, известный хоккеист, чемпион СССР 1975 года в составе ЦСКА. К сожалению, два года назад он умер от рака. Я вообще ни к какой вере не отношусь, хотя и дети, и внуки у меня крещеные. Видимо, я не от мира сего…

 

— Вам довелось участвовать в самых сильных турнирах того времени — чемпионатах СССР 1973 и 1976 годов.

— Скажу больше: я в обоих мог быть как минимум в тройке. Но мудак был редкостный (смеется). В «Исповеди хулигана» я об этом уже рассказывал. Кстати, в живых из участников обоих чемпионатов осталось трое: Рашковский, Карпов и Свешников.

Увы, многие мои друзья уже ушли из жизни. Эрик Аверкин, Виталий Цешковский… Виталик был и моим соперником, и защитником: высокий, плотный, а я маленький, юркий. Для меня потеря Виталия стала очень сильным ударом.

В юности нас, будущих учеников Ботвинника, на сборах команды СССР среди студентов и школьников в 1964 году было пять человек: Юра Разуваев, Саша Дубинский, Толя Карпов и Юра Балашов. (Первым умер в 1992 году Дубинский, он был сердечником. Ботвинник считал Сашу одним из самых талантливых среди нас. Девять лет назад не стало Разуваева.) Юра очень любил шахматы, работал больше всех, как и Балашов — тот исписывал вариантами целые тетради. Помню, Разуваев играл матчи в блиц с маленьким Карповым, и Толик его бил в одну калитку. Я и Дубинский в этом плане считались корифеями. Дуб под ноль Толика выносил, а у меня с Карповым была такая история. На спор (выпить графин воды) я пообещал выиграть у него матч всухую 10-0, но проиграл одну партию. Выпил только стакан, сказал: больше не буду! Тогда Толик запустил мне короля в голову и страшно хохотал, когда попал. А я ему в отместку вылил графин воды в кровать (жили мы в одном номере).

Все мои друзья были выездными — и Разуваев, и Цешковский, и Рафик Ваганян... Не успели родиться, а уже за границей! Для шахматистов в советское время это имело огромное значение. Как говорил Ефим Петрович Геллер: один зарубежный турнир, и я целый год живу без напряга, два — живу, как бог.

 

— А вы как жили в то время? Обычно спортсмены, и шахматисты в их числе, были приписаны к какому-нибудь заводу или предприятию.

— В 18 лет, когда закончил школу, я оказался на заводе «Уралмаш». Главным конструктором там был Иосиф Соломонович Миценгендлер, один из самых крупных промышленных боссов Урала, которые выиграли войну. Он очень любил шахматы, и я у него числился техником-конструктором в отделе гидравлики и модернизации НИИ тяжелого машиностроения. Красиво подписывал чужие чертежи! Получал какие-то деньги, иногда даже премию. А когда поступил в институт на иняз, командующий Уральским военным округом генерал-полковник Сан Саныч Егоровский уговорил меня через своих полковников-шахматистов выступать за команду УВО. Как-то победил его в армрестлинг, после чего услышал: «Наум, из тебя выйдет хороший офицер, давай к нам. Живи, где хочешь, только играй за округ». Я его послушался и пошел в армию. Но набедокурил однажды, и пришлось два года отслужить в части.

 

— Когда вы стали выездным?

— Меня «пробивали» на выезд самые великие люди, но им отвечали: не суйтесь. Потому что — КГБ. Мне повезло, что в Алма-Ате, куда я к тому времени переехал, познакомился с Олжасом Омаровичем Сулейменовым, поэтом и народным писателем Казахстана. (Когда 12 апреля 1961 года с Байконура взлетел Юрий Гагарин, в журнале «Юность» опубликовали его поэму «Земля, поклонись человеку!») В Казахской ССР он стал практически вторым человеком после Кунаева (который выделил мне шикарную квартиру в Алма-Ате, такой не было даже у знаменитого боксера Серика Конакбаева!). И в 1987 году, когда началась перестройка, меня выпустили в Венгрию, в Эгер. Созвонился с Давидом Ионовичем Бронштейном, он говорит: «Как я тебе завидую, сказочный город!» Первая моя поездка за границу была с Мишей Гуревичем. После этого Тукмаков дал мне кличку «Невъездной» — я стал кататься по всему миру, чтобы наверстать упущенное. Повезло: успел захватить последние престижные международные турниры с хорошими гонорарами.

В 1988-м гроссмейстерский совет при федерации направил меня во Врнячку-Баню — я там хорошо сыграл и заработал. Затем мне предстояла поездка по профсоюзной линии в Стокгольм на Кубок Рилтона. А мои документы на оформление в спорткомитет всё не приходят из Алма-Аты. Остается неделя, еще немного, и вместо меня полетит запасной — Евгений Васюков. Сижу в гостинице в Москве. И вдруг меня срочно вызывают в спорткомитет: пришло письмо, как я потом узнал, из… КГБ — срочно оформить поездку Рашковскому! И я оказался в Стокгольме старшим, вместе с Ильей Смириным. Последний турнир Рилтон, который проводился в настоящем замке — его посещали Софи Лорен, Генри Киссинджер и другие знаменитости! Кругом фьорды, виллы миллионеров… Выступили удачно: Илья взял первый приз, я поделил второе место. Хорошо сыграли также в блиц и рапид — в общем, прилично подзаработали.

Было страшно обидно, когда распался Советский Союз. Предстояла поездка в Македонию, а тут ГКЧП… До этого я выиграл там два турнира, один — в Скопье. Помню, жили в отеле «Континенталь», и как-то раз ко мне подошел шеф-повар, показывает паспорт: оказывается, он тоже Наум Рашковский!

Начались лихие 90-е. А у меня в Екатеринбурге огромные связи. Главари группировок — мои знакомые, друзья. Пока они становились мультимиллионерами, я катался по турнирам. Много тогда людей полегло, просто ужас…

 

— О своей карьере как игрока вы рассказали и в «Исповеди хулигана». Но ведь вы еще — заслуженный тренер России. Начинали с Виталием Цешковским в 1978 году?

— В том году я развелся и впервые не попал ни в первую, ни в высшую лигу чемпионата СССР. Причем в отборочном турнире в последнем туре обыграл Гуфельда, который в случае победы выходил в следующий этап. Эдик очень расстроился.

 

— Ничего не сказал вам после партии? За словом в карман он не лез…

— Я не боксер, но уличный драчун, попробуй Эдик что-то сказать (смеется). У меня хорошая техника плюс физически был очень сильным. Гуфа над кем издевался? Над Альбуртом, Палатником, Зильберштейном — теми, кто не ответит. Помню, играем в Баку в 1972 году. Едем на тур. Автобус останавливается, Валера выходит. А Гуфельд: «Товарищ Зильберштейн, вернитесь, вы обронили свою последнюю извилину, которую выторговали у Альбурта». Такие вот шутки были у Гуфельда, и многим они не нравились.

А Валерий Идеевич был скромным человеком. Шахматы любил беззаветно, был отличным тренером, среди его учеников — Ян Непомнящий.

Итак, 1978 год. Я позвонил Виталику накануне отборочного турнира: «Хочешь, поеду с тобой в качестве тренера?» Позднее Цешковский в Тбилиси стал вместе с Талем чемпионом СССР. (Затем завоевал путевку на межзональный турнир. Помню, Юра Разуваев сказал: «Против Цешковского играть тяжело, а против Цешковского и Рашковского — невозможно».) Виталик тогда был в прекрасной форме, а я считался знатоком сицилианской и староиндийской защиты. Цешковский же черными играл испанскую и защиту Грюнфельда. И тут он вдруг начал играть мои дебюты! Всех выносил, проиграл только Гулько, и то в мое отсутствие: я собрался снова жениться и отъехал в Сочи. Перед моей еще одной отлучкой Виталик отложил партию с Геллером. Я говорю: «Без меня никаких соглашений на ничью!» Ефим Петрович — хитрющий, волчара (смеется). Если записывает лучший ход, то ничья. Уговорил-таки Виталика. Открыли конверт, а там проигрывающий ход! Последнюю же партию Цешковский выиграл у Дорфмана благодаря нашему с ним поистине фантастическому анализу. Тогда и мне, как тренеру чемпиона СССР (Журавлеву тоже), вручили золотую медаль — в первый и последний раз за всю историю чемпионатов.

Перед самой смертью Цешковского в 2011 году я хотел собрать всех своих друзей — Карпова, Ваганяна, Тукмакова, Гену Кузьмина… Нашел заинтересованных людей, готовых спонсировать турнир, среди них — мой земляк Евгений Ушаков, заслуженный энергетик России (сейчас он живет в Риге, провел несколько турниров с участием Широва). До этого мы ездили в Сургут на матчи Екатеринбург — Сургут, катались по Оби на корабле, Женя устраивал шикарные банкеты… Пригласили однажды Сергея Шипова. Ночью, когда все уже были еле живые, играли в бильярд. Еще один мой друг, Борис Фрадкин, к тому времени задремал. А Женька говорит: «Даю тому, кто забьет следующий шар, пятьдесят тысяч». Шипов в ответ: так много, 50 тысяч рублей за один удар? Будим Боба — он профессионал, занимал 10 место на чемпионате мира по бильярду. Но Боря спросонья не забил. А Шипов, когда узнал, что 50 тысяч… долларов, чуть не упал!

 

— После первого и удачного опыта вы продолжили тренерскую карьеру — уже с Ноной Гаприндашвили.

— В 1979 году я уже жил в Сочи. Еще один мой друг, Элизбар Убилава, уже работал с Ноной, и я предложил им свою кандидатуру в качестве помощника. Хотел подключить дядю Жору Борисенко: он обладал такими знаниями — с ума сойдешь! Нона согласилась. Собрались все в Гаграх, в санатории ЦК (где Карпов готовился к матчу с Корчным). Помню, когда Нона выходила играть в теннис, все партийные шишки со словами «калбатоно, извините» освобождали корт. Еще бы: Гаприндашвили была символом Грузии. Борисенко сменил Ноне практически весь дебютный репертуар. И пока мы были рядом, Нона в марте 1980 года выиграла четвертьфинальный претендентский матч у Гуриели. В сентябре во время следующего матча Гаприндашвили у меня заболел желтухой сын, а за ним и жена. Нона испугалась, что я тоже могу заболеть и ее заразить, и играла с Иоселиани уже в мое отсутствие. Тот матч завершился вничью 7:7, но дальше благодаря большему числу побед черными прошла Иоселиани. Сказать, что Нона проиграла 100% выигранный матч — значит ничего не сказать. У Гаприндашвили же пять братьев, у братьев — жены, и Нона с ними совещалась, кто что во сне видел, и таким образом строила свою стратегию…

В общем, за кого бы я ни брался как тренер, давал практически 100% результат. Прокололся только один раз, в 2001 году, когда был уже старшим тренером сборной России. Не выиграли командный чемпионат мира. Помню, вылет в Ереван задержали, и мы в аэропорту изрядно приняли на грудь. Проснулся я уже после посадки, а ребята говорят: «Николаич, вы так храпели, что у самолета чуть крылья не отвалились» (смеется). В последнем туре встречались с Украиной. Дрееву надо было сделать ничью белыми с Пономаревым. А Леша вдруг стал играть на выигрыш. Я сразу понял: п…ц!

 

— В 1994 году вы стали тренером молодежной сборной России на Олимпиаде в Москве...

— Тоже интересный момент. Тогда в РШФ сменилась власть: вместо Жени Бебчука главой федерации с подачи Каспарова стал Андрей Макаров. Я оказался в команде Гарика, хотя, когда они с Карповым играли первый матч на первенство мира, сказал, что Толик выиграет со счетом 6-0. Стал сразу врагом Клары Шагеновны, но потом мы, конечно, помирились, тем более — она сдружилась с моей матерью. Каспаров предложил Смагина в качестве тренера сборной, а я — Бориса Наумовича. Меня поддержал Свешников. Постовский умел решать лучше всех любой бытовой вопрос. Смагина же назначили тренером молодежной команды, а меня — его помощником: я хорошо знал всех наших молодых шахматистов-сборников. Получился у нас хороший дуэт: Серега командовал, а я улаживал все разногласия. В итоге чуть не взяли первое место.

 

— Затем вы взялись за нашу женскую сборную.

— Это было предложение Макарова после неудачного выступления женщин в Москве. Я ответил согласием, сказал, что третье место на следующей Олимпиаде могу гарантировать. В итоге в Ереване-1996 завоевали бронзу, а через два года в Элисте — серебро. Но девчонки в один момент запретили мне приходить на партии: когда я видел, что они вытворяют, у меня волосы дыбом вставали. Говорят: «Приходите в конце тура, вы сильно нервничаете». Потом написали «телегу», что Науму Николаевичу надо бы дать звание заслуженного тренера, но он уже не выдерживает напряжения. Помню, Борис Хропов, вице-президент федерации, спросил меня: «Ты что, бьешь их?» А я с женщинами человек, наоборот, мягкий.

Перед Олимпиадой в Ереване в 1996 году сборная чуть не лишилась Постовского. Смагин с Макаровым пытались протащить в команду Глека вместо Дреева. Спросили меня. Я говорю: «Ну не знаю, но мне кажется, что пьяный Дреев намного сильнее трезвого Глека». Встал Борис Наумович: «Хорошо, тогда я не еду. Я команду уже собрал, всех оповестил». Макаров покраснел, а Гарик сказал, что собрание закрывается. Решили: ладно, если уже всех оповестили, берем в команду Дреева.

 

— В 2001 году, после победной Олимпиады в Стамбуле, Постовского все-таки сняли.

— В Перми проходило заседание РШФ. Вдруг наутро, после закрытого накануне совещания, на котором я не был, слышу: тренером мужской сборной назначен Рашковский, а женской — Якович. Я страшно удивился. До сих пор не знаю тайну своего назначения. Чтобы я пошел против Бори — никогда!

 

— В 2002 году сборная России в сильнейшем составе неожиданно уступила в Кремле сборной мира 48-52, пусть и в быстрые шахматы. Выступая тогда на страницах «64», вы отметили, что, несмотря на проигрыш, с прицелом на Олимпиаду команда у нас есть.

— Свидлер, Морозевич, Грищук, Дреев, Бареев, Рублевский — те, кого я привлекал в сборную, сыграли отлично. Крамник набрал «-1», Каспаров и Халифман — по «-2». Худшие результаты Каспарова и Крамника за всю их карьеру! Карпов тоже стоял «-2», но выиграл три последние партии.

 

— А команду на тот матч вы формировали?

— В целом, конечно, не я! Включили в команду Сашу Мотылева и Вадима Звягинцева, которые тогда в быстрые шахматы вообще играть не умели. А как Вадик пережимал кнопку часов: нежно, интеллигентно!.. Я их обоих пытался натаскать перед матчем — бесполезно. На двоих набрали «-7».

 

— Но следом вы с командой во главе с Каспаровым выиграли Олимпиаду в Бледе. И это пока последняя победа мужской сборной России на Турнирах наций.

— Да, всего лишь 20 лет прошло. На Олимпиаде мы сплотились. Гарик сказал мне: «Если не выиграем, вали всё на меня». А я не такой: никогда в жизни не перекладывал ответственность на других. Если тренер — значит, сам виноват в случае неудачи. Решали с Каспаровым в последний момент, кого брать в команду. Халифману поставили условие: за день до тура ты трезвый. Если не играешь, ладно, поддавай. И Халя блестяще сыграл, набрал «+5»!

После Олимпиады в 2003 году мы выиграли сложнейший чемпионат Европы, победив во всех матчах 2,5-1,5.

 

— На Олимпиаде в Бледе впервые ввели допинг-контроль. Некоторые шахматисты в знак протеста (насколько я знаю, Хюбнер, Юсупов, Тимман…) отказались выступать. А Каспаров назвал это глупостью — в том виде, в каком тестировали шахматистов.

— Каспаров по этому поводу выступил на Генеральной ассамблее ФИДЕ и сказал, что если кто-то докажет, что такой-то препарат повышает умственные способности человека, то получит Нобелевскую премию. А Морозевич вообще послал допинг-офицера подальше.

 

— Но в мужской сборной вы проработали недолго — вас сменил Сергей Долматов.

— Ушел Селиванов, президентом РШФ стал Жуков, а исполнительным директором — Бах. А Бах ориентировался на Дворецкого, с которым у меня были принципиальные разногласия. Считаю, он испортил много талантливых ребят. Но в Москве свои понятия.

Когда я уже возглавлял «Урал» и за команду выступали мои ребята-сборники, бывало начинаю говорить: «Саша, играешь это, Серега — то, Петя…». Петя: «Наум Николаевич, вы что, Серегу Долматова хотите нам напомнить?» (смеется).

Почему я в свое время предложил кандидатуру Бориса Наумовича как тренера? Он независим, никогда не лез в чисто шахматные дела — и у ребят всегда было спокойное состояние. Не надо пытаться залезть в душу или учить уму-разуму члена сборной страны. Когда я был тренером женской команды, говорил: «Девочки, вы приехали в сборную, у каждой свой тренер, который вас готовил. Давайте так: со мной вы будете общаться только по поводу тех позиций, которые вам неясны». Как-то Алиса Галлямова пришла ко мне перед партией с Чибурданидзе: «Не знаю, что мне делать с Майей белыми». Но ты же целый месяц готовилась на сборах с Халифманом!

Вообще в свои команды я не брал кого попало. Приглашал близких по духу, кто между собой контачил. Просится ко мне, например, один шахматист. А Широв: «Если вы его возьмете, я играть не буду». Всё, вопрос закрыт.

 

— Чем сейчас заняты, Наум Николаевич?

— Ничем. Сижу дома, смотрю партии.

 

— А как же Академия шахмат в Екатеринбурге?

— Конечно, я продолжаю опекать наши молодые таланты. Чего им сегодня не хватает? Суперпонимания шахмат. И моя задача состоит в том, чтобы постараться донести до них свои знания.

 

— Можете сравнить современных шахматистов и тех, с кем вам довелось играть в золотые годы шахмат?

— Могу сказать, что класс, понимание шахмат у старой школы значительно выше. Но современным профессионалам этого особо и не надо. Дебюты выучили, компьютеры зарядили, играют очень быстро… Карлсен, да, заслуживает своего звания, он гений. Возьмите Накамуру: блиц, рапид — это его, а в классику играть ему тяжело. Не знаю, как с Каспаровым, но, думаю, с Карповым в его лучшие годы не справился бы и Карлсен. А из предшествующего Магнусу поколения безусловный гений — Ананд.

Причину снижения общего уровня вижу прежде всего в чрезмерном увлечении компьютерными вариантами, усеченном времени на партию. Главное дебют правильно разыграть, поэтому эндшпиль — самое слабое звено, даже у Карлсена. Есть базовые позиции, которые не знают. Например, сплошь и рядом проигрывают окончания «ладья против ладьи и слона». а всего-то и надо знать, что ладью необходимо на второй линии ставить через клетку от короля. Но в условиях бесконечного цейтнота начинается клиника… Совсем другие шахматы!

 

— В канун вашего юбилея в Екатеринбурге возобновляется турнир претендентов, прерванный в прошлом году из-за коронавируса. Ваш прогноз?

— Думаю, выиграет Ян Непомнящий, если не напортачит. Конечно, болею за Сашу Грищука — он постоянный член моей команды. Дай бог, чтобы у него не падал флажок.

 

— А сможет ли победитель турнира претендентов обыграть Карлсена в этом цикле?

— Вряд ли. Но мы же профессионалы, знаем, что в спорте возможно всё.