Мы все -ее дети

URL: http://64.ru/php/content.php?id=265

Марк Глуховский

Я никогда не был учеником Людмилы Сергеевны. Но кажется, она была всегда и сопровождала всю жизнь.

Вот я, под ее дружеским присмотром, выполняю на Стадионе юных пионеров второй разряд. Мой тренер просил обратить на меня внимание. А вот – через несколько лет – выполняю первый разряд, тоже на СЮПе, в турнире, который носит имя ее отца, Сергея Белавенца. В памяти отложилось, что она смотрит на меня одобрительно, интересуется партиями, чуть ли не болеет за меня.

Следующие картинки – из другой, взрослой жизни. Вот мы в редакции журнала «64» отбираем фотографии к статье, привезенной с очередного детского турнира. Улыбающиеся детские морды с кубками и медалями, рядом с ними – не меняющаяся Людмила Сергеевна. Мы болтаем, она уютно пьет чай и смешно рассказывает про сумасшедших родителей. Что-то, что не вошло в статью. А вот уже в роли родителя я привожу подросших детей на турнир в клуб имени Петросяна. И Людмила Сергеевна отпаивает меня кофе в крошечной тренерской комнате – пока Даня или Мотя зевают в игровом зале пешки и легкие фигуры.

Нас связывали очень теплые отношения. Думаю, сказать искренне эту фразу мог бы каждый из нас, пришедших проститься с Белавенец на Калитниковское кладбище. Она обладала удивительным даром создавать у собеседника ощущение собственной значимости. Такое невозможно симулировать, ей действительно были интересны обстоятельства чужой жизни. Она никогда не забывала ни своих учеников, ни детей своих учеников, ни родителей своих учеников. Даже самый маленький человек был для нее – человеком, отдельным миром, своей вселенной. Общаясь с ней, ученик человеком и становился.

Ее биография, вобравшая сразу несколько на удивление разных общественных формаций, от нищего послевоенного детства до нынешнего бетонного благополучия, хорошо описана в книге «Шахматная семья Белавенец». Написанной (разумеется!) одним из любимейших ее учеников, Володей Барским. В этой книге хорошо прослеживается «шахматная жизнь» Людмилы Белавенец – ученицы Левенфиша, чемпионки СССР, чемпионки мира по переписке, ведущей популярной передачи на телевидении, выдающегося тренера. Нет смысла пересказывать известное, лучше взять с полки и перелистать это примечательное издание. Заодно и посмотреть фотографии.

Она была удивительно красивым человеком. Маленькая, веселая, решительная, сияла внутренним светом, отраженным светом любви и доверия к миру, хотя жизнь ее легкой не назовешь. Отец, память о котором была для нее священной, навсегда остался в рассказах сестры и мамы. Он погиб в 1942-м, когда Люсе был год. Позже память об отце вернулась и ожила, когда она сама стала частью шахматного мира. Начала общаться с людьми, которые знали Сергея Белавенца, играли с ним в одних турнирах. Каждое новое воспоминание, каждый предмет быта был для нее невероятно важным. Треугольный фронтовой конверт, чудом вернувшиеся в семью часы, снятые с убитого немца… Несколько лет назад, вместе с близким другом Сергеем Яновским, она отправилась на братскую могилу под Рузой, где отец предположительно похоронен. Их совместными усилиями там установлен памятный камень.

Рано ушла из жизни ее любимая сестра. У них с мужем своих детей не было, и семейная нежность Людмилы Сергеевны была обращена на племянника Сергея, который вырос и стал священником, отцом Никоном. Он и служил по ней поминальную службу. Людмила Сергеевна обрядов не соблюдала, но в душе была религиозной, после первых же дней в больнице, зная, чем может закончиться ковид, позвала на исповедь священника. Некогда большая семья Белавенец, историей которой она очень интересовалась, становилось все меньше, двадцатый век репрессиями и войнами проехался по ней страшным катком. Это ранило Людмилу Сергеевну.  Кстати, в семье у нее было другое имя. Для шахматистов она – Людмила Сергеевна, Люся. Для родных – Милочка, Мила.

В шахматном мире «милочкой» ее не называли. Она отнюдь не была «милой», а учеников называла теми словами, которых они заслуживали. Взрослых, впрочем, тоже! Детям, конечно, могла простить больше. Писала, что главный педагогический дар – терпение. В шахматы никого не тащила, наоборот – радовалась, когда ученики находили себя в других занятиях. И всегда отделяла обычных учеников от тех, кто действительно может сделать игру своей профессией. К ним – и только к ним, относилась по-другому, ревниво и требовательно. Даже рассказывала про них по-другому, другим голосом, глаза азартно блестели. И – редкое тренерское качество – легко передавала таких детей другим педагогам, когда приходило время, не цеплялась за них.

Всегда готовая помочь, сама за помощью почти никогда не обращалась. Не жаловалась ни на глупость начальства, ни на здоровье. Оно было достаточно хорошим: хватало сил и на семидневную рабочую неделю, и на бесконечные поездки на турниры и сборы. 80-летний юбилей даже не заметила! В период локдауна, когда любимый клуб на Дмитровке был закрыт, освоила занятия по интернету, опять много работала, не могла сидеть без дела. Не то что старым, даже пожилым человеком назвать ее не повернется язык. Успела сделать невероятно много, помогала не только детям и их родителям, но и всем, кто в ней нуждался. Утешала не словом, но делом. «Она спасла мою старость», – сказал мне наш общий друг, когда узнал ужасную весть. Другой друг, мой ровесник, отчаянный атеист, отстоял долгую панихиду в храме. Не могу не пойти, объяснил он, прощаюсь с детством!

Несмотря на ковидные ограничения и бесконечную череду похорон, проститься с ней пришли очень и очень многие. Ученики и друзья, старые и молодые, успешные и не очень, замерзшие, растерянные, одинокие. Все мы, знавшие и любившие ее, как-то неожиданно осиротели. Постояли над гробом, поплакали, завалили могилу цветами, как на 1 сентября, и разошлись по домам. Детство кончилось.

  

Владимир Барский

«Я – ученик Людмилы Сергеевны!» Для ее воспитанников (а сколько их было – за полстолетия?) эти слова стали волшебным паролем, ключом, открывавшим все двери в шахматном королевстве. Услышав их, люди относились к тебе гораздо теплее и душевнее, частично перенося на тебя то огромное уважение, которое они испытывали к этому удивительному человеку.

Людмила Сергеевна очень трепетно относилась к памяти о своем погибшем на фронте отце – мастере Сергее Всеволодовиче Белавенце: говорила, что он подарил ей мир шахмат. А мы получили мир шахмат в подарок от нее. На Стадионе юных пионеров, где я занимался в далекие 80-е, царила удивительно доброжелательная атмосфера. Спасибо за это всем нашим наставникам, но прежде всего – Людмиле Сергеевне! На СЮП хотелось не просто прийти после школы, а прибежать и остаться! Да, шахматы – это спорт, борьба, и мы были конкурентами, но твердо знали, что тут мы всегда найдем помощь и поддержку, а если надо, то и утешение. Нет, тренеры никого не баловали, и если ты удостаивался похвалы, то понимал, что честно заслужил ее, и ходил счастливый.

Белавенец никогда не могла сидеть без дела: она в те годы и тренировала, и сама играла (в основном, по переписке), и вела телепередачу «Шахматная школа», которая была тогда невероятно популярна – от благодарных зрителей приходили целые мешки писем. При этом для каждого ученика находились у нее теплые слова, никто не чувствовал себя обделенным вниманием и заботой. Детские переживания – самые сильные, они накладывают отпечаток на всю дальнейшую судьбу. Помню хорошо свое волнение и радость, когда в начале лета 1982 года достал из почтового ящика карточку. Белавенец аккуратным ровным почерком писала, что меня приглашают сыграть в детском первенстве «Труда» в Набережных Челнах, и просила ей позвонить (у меня тогда не было домашнего телефона). Возможно, для нынешних детей в этой фразе слишком много непонятного: почему «труд» в кавычках, что такое «почтовая карточка» и где, Вова, был твой мобильный?! Ничего, могут погуглить. А почерк у Людмилы Сергеевны оставался красивым и даже нарядным всю жизнь, несмотря на появление компьютеров и других девайсов, которые она тоже старательно осваивала, чтобы общаться с молодыми на одном языке.

Детские воспоминания, та атмосфера счастья и определили во многом мой жизненный путь. После армии (то, что я не попал в Афган или на глухую точку в Забайкалье, как два моих школьных друга, и мог время от времени играть в шахматы – ее заслуга) я вместе с Людмилой Сергеевной работал несколько лет тренером – сначала на СЮПе, потом в клубе имени Петросяна. Когда переквалифицировался в журналисты, Белавенец стала одним из самых ценных корреспондентов «64» и «Шахматной недели». Она писала о детских первенствах России, Европы и мира, рассказывала о наших гениях и оболтусах (Людмила Сергеевна одинаково нежно, с любовью называла их то так, то эдак). У меня дома хранится целый альбом с ее фотографиями 15-20-летней давности: маленький Янчик, Дима Андрейкин, Ильдар Хайруллин, Санан Сюгиров, Женя Томашевский, сестрички Косички, Валя Гунина, Оля Гиря, Леночка Таирова…

Людмила Сергеевна приезжала ко мне в гости поздравить с рождением дочки; когда Полина подросла, она тоже занималась в клубе Петросяна, как и дети многих других учеников Белавенец. Мои родители гордились знакомством с Людмилой Сергеевной, очень им дорожили. Это необыкновенное чувство: когда ты идешь по жизни рядом с таким необыкновенно добрым, душевным, светлым человеком и знаешь, что в любой момент можешь к нему обратиться, что-то попросить – для тебя всегда найдется и время, и мудрый совет, и что угодно. К своим ученикам Людмила Сергеевна относилась по-матерински заботливо и нежно…

Прощайте, дорогая Людмила Сергеевна! Вы всегда будете в моем сердце.